Неточные совпадения
Был ясный морозный день. У подъезда
рядами стояли
кареты, сани, ваньки, жандармы. Чистый народ, блестя на ярком солнце шляпами, кишел у входа и по расчищенным дорожкам, между русскими домиками с резными князьками; старые кудрявые березы сада, обвисшие всеми ветвями от снега, казалось, были разубраны в новые торжественные ризы.
У нас теперь не то в предмете:
Мы лучше поспешим на бал,
Куда стремглав в ямской
каретеУж мой Онегин поскакал.
Перед померкшими домами
Вдоль сонной улицы
рядамиДвойные фонари
каретВеселый изливают свет
И радуги на снег наводят;
Усеян плошками кругом,
Блестит великолепный дом;
По цельным окнам тени ходят,
Мелькают профили голов
И дам и модных чудаков.
Марья Ивановна предчувствовала решение нашей судьбы; сердце ее сильно билось и замирало. Чрез несколько минут
карета остановилась у дворца. Марья Ивановна с трепетом пошла по лестнице. Двери перед нею отворились настежь. Она прошла длинный
ряд пустых, великолепных комнат; камер-лакей указывал дорогу. Наконец, подошед к запертым дверям, он объявил, что сейчас об ней доложит, и оставил ее одну.
— Я сам был свидетелем, я ехал
рядом с Бомпаром. И это были действительно рабочие. Ты понимаешь дерзость? Остановить
карету посла Франции и кричать в лицо ему: «Зачем даете деньги нашему царю, чтоб он бил нас? У него своих хватит на это».
Для кучера места нет: он что есть мочи бежит
рядом, держа лошадь за узду, тогда как, по этой нестерпимой жаре, европеец едва сидит в
карете.
— «О, лжешь, — думал я, — хвастаешь, а еще полудикий сын природы!» Я сейчас же вспомнил его: он там ездил с маленькой
каретой по городу и однажды целую улицу прошел
рядом со мною, прося запомнить нумер его
кареты и не брать другой.
В два часа явились перед крыльцом две
кареты; каждая запряжена была четверкой, по две в
ряд.
Лучше же всех считался Агапов в Газетном переулке,
рядом с церковью Успения. Ни раньше, ни после такого не было. Около дома его в дни больших балов не проехать по переулку:
кареты в два
ряда, два конных жандарма порядок блюдут и кучеров вызывают.
Спустились к Театральной площади, «окружили» ее по канату. Проехали Охотный, Моховую. Поднялись в гору по Воздвиженке. У Арбата прогромыхала
карета на высоких рессорах, с гербом на дверцах. В ней сидела седая дама. На козлах,
рядом с кучером, — выездной лакей с баками, в цилиндре с позументом и в ливрее с большими светлыми пуговицами. А сзади
кареты, на запятках, стояли два бритых лакея в длинных ливреях, тоже в цилиндрах и с галунами.
«Так вот ты какая!» — Сергей говорил,
Лицо его весело было…
Он вынул платок, на окно положил,
И
рядом я свой положила,
Потом, расставаясь, Сергеев платок
Взяла я — мой мужу остался…
Нам после годичной разлуки часок
Свиданья короток казался,
Но что ж было делать! Наш срок миновал —
Пришлось бы другим дожидаться…
В
карету меня посадил генерал,
Счастливо желал оставаться…
Так они и ехали молча, только Платов на каждой станции выйдет и с досады квасной стакан водки выпьет, соленым бараночком закусит, закурит свою корешковую трубку, в которую сразу целый фунт Жукова табаку входило, а потом сядет и сидит
рядом с царем в
карете молча.
Паншин торжественно раскланялся со всеми, а на крыльце, подсаживая Варвару Павловну в
карету, пожал ей руку и закричал вслед: «Au revoir!» [До свиданья! (фр.)] Гедеоновский сел с ней
рядом; она всю дорогу забавлялась тем, что ставила будто не нарочно кончик своей ножки на его ногу; он конфузился, говорил ей комплименты; она хихикала и делала ему глазки, когда свет от уличного фонаря западал в
карету.
Рука ее опиралась на дверцы
кареты рядом с рукою Лаврецкого.
Нашу
карету и повозку стали грузить на паром, а нам подали большую косную лодку, на которую мы все должны были перейти по двум доскам, положенным с берега на край лодки; перевозчики в пестрых мордовских рубахах, бредя по колени в воде, повели под руки мою мать и няньку с сестрицей; вдруг один из перевозчиков, рослый и загорелый, схватил меня на руки и понес прямо по воде в лодку, а отец пошел
рядом по дощечке, улыбаясь и ободряя меня, потому что я, по своей трусости, от которой еще не освободился, очень испугался такого неожиданного путешествия.
Такие мысли бродили у меня в голове, и я печально сидел
рядом с сестрицей, прижавшись в угол
кареты.
Было часов шесть вечера. По главной улице уездного городка шибко ехала на четверке почтовых лошадей небольшая, но красивая дорожная
карета.
Рядом с кучером, на широких козлах, помещался благообразный лакей в военной форме. Он, как только еще въехали в город, обернулся и спросил ямщика...
Санин поместился с ним
рядом, Полозов приказал через привратника почтальону ехать исправно — если желает получить на водку; подножки загремели, дверцы хлопнули,
карета покатилась.
Вместе с нею,
рядом в ее
карете, прибыла и Софья Матвеевна, кажется навеки у нее поселившаяся.
Губернатор все это, как и говорил, поехал сам отправить на почту, взяв с собою в
карету управляющего, причем невольно обратил внимание на то, что сей последний, усевшись
рядом с ним в экипаже, держал себя хоть и вежливо в высшей степени, но нисколько не конфузливо.
Рядом с ним такой же старый, министерского вида, с серебряными огромными баками, выездной лакей в цилиндре с золотым галуном, а над крышей
кареты высились две шляпы, тоже с галуном, над серьезными лицами двух огромных гайдуков, начисто выбритых.
Вдали затрещали по камням колёса экипажа, застучали подковы. Климков прижался к воротам и ждал. Мимо него проехала
карета, он безучастно посмотрел на неё, увидел два хмурых лица, седую бороду кучера, большие усы околодочного
рядом с нею.
Много он народу переспросил о том, где собачья богадельня есть, но ответа не получал: кто обругается, кто посмеется, кто копеечку подаст да, жалеючи, головой покачивает, — «спятил, мол, с горя!». Ходил он так недели зря. Потом, как чуть брезжить стало, увидал он в Охотном
ряду, что какие-то мужики сеткой собак ловят да в
карету сажают, и подошел к ним.
Карета остановилась у подъезда, и они вошли в пространное entrée [Вход, прихожая (франц.)] и
рядом поднялись на лестницу.
Мы ехали что-то очень долго (шутники, очевидно, колесили с намерением). Несмотря на то что мы сидели в
карете одни — провожатый наш сел на козлы
рядом с извозчиком, — никто из нас и не думал снять повязку с глаз. Только Прокоп, однажды приподняв украдкой краешек, сказал:"Кажется, через Троицкий мост сейчас переезжать станем", — и опять привел все в порядок. Наконец
карета остановилась, нас куда-то ввели и развязали глаза.
Наконец,
карета пролетела три версты, и кучер Сафрон осадил своих коней у подъезда длинного одноэтажного деревянного строения, довольно ветхого и почерневшего от времени, с длинным
рядом окон и обставленного со всех сторон старыми липами.
Поболтав кой о чем с нами и продолжая жаловаться на немецкую аккуратность Шевырева, Гоголь хотел было уже опять засесть за свои корректуры, как вдруг приехала
карета четверкой в
ряд, которую из Сокольников прислала Кат.
Иногда профессорские
кареты и щегольские московские пролетки, резво промчавшись по плотине, становились
рядом с «фиакром».
Карета остановилась перед ярко освещенным подъездом, и его разом поразили:
ряд экипажей, говор кучеров, ярко освещенные окна и звуки музыки.
Немало гостей съехалось, и все шло обычной чередой: пели девушки свадебные песни, величали жениха с невестою, величали родителей, сваха плясала, дружка балагурил, молодежь веселилась, а
рядом в особой комнате почетные гости сидели, пуншевали, в трынку [Трынка — карточная игра, в старину была из «подкаретных» (кучера под
каретами игрывали), но впоследствии очень полюбилась купечеству, особенно московскому.
Глафира, однако, не имела времени останавливаться над разрешением этого курьезного вопроса и, сев в
карету, была поражена новым странным явлением: бородач очутился у ее дверец, захлопнул их и, взвившись змеем, уже красовался на козлах
рядом с кучером и притом в вязаном, полосатом британском колпачке на голове.
В Париже с Жозефом сделалось нечто еще более мудреное. Снося свою унизительную роль дорогой, Висленев надеялся, что он в первый и в последний раз разыгрывает роль мажордома, и твердо ступил на землю Парижа. И в самом деле, здесь он у самого амбаркадера был приглашен Глафирой в экипаж, сел с нею
рядом, надулся и промолчал во все время переезда, пока
карета остановилась пред темным подъездом Hôtel de Maroc в rue Seine.
У меня до сих пор памятно то утро, когда я, с трудом захватив место в почтовой
карете (все разом бросились вон), — сидел
рядом с постильоном, стариком с плохо выбритой бородой, и тот все повторял своим баварским произношением...
Я его легко вспомнил. Это был некто П.П.Иванов, тогдашний акцизный управляющий в Нижнем, с которым я был знаком еще с начала 60-х годов. А
рядом с ним сидел в
карете седой старик с бородой, — и он также оказался моим еще более старым знакомым. Это был генерал М.И.Цейдлер, когда-то наш нижегородский полицеймейстер, из гродненских гусар, и товарищ по юнкерскому училищу с Лермонтовым.
Рассказал ему Палтусов о поручении генерала. Они много смеялись и с хохотом въехали во двор старого университета. Палтусов оглянул
ряд экипажей,
карету архиерея с форейтором в меховой шапке и синем кафтане, и ему стало жаль своего ученья, целых трех лет хождения на лекции. И он мог бы быть теперь кандидатом. Пошел бы по другой дороге, стремился бы не к тому, к чему его влекут теперь Китай-город и его обыватели.
Народ снял шапки, но из приглашенных многие остались с покрытыми головами. Гроб поставили на катафалк с трудом, чуть не повалили его. Фонарщики зашагали тягучим шагом, по двое в
ряд. Впереди два жандарма, левая рука — в бок, поморщиваясь от погоды, попадавшей им прямо в лицо. За
каретами двинулись обитые красным и желтым линейки, они покачивались на ходу и дребезжали. Больше половины провожатых бросились к своим экипажам.
Молодой человек послушно взобрался на подножку и скорее упал, нежели сел в угол
кареты. За ним вошел его спутник и уселся
рядом.
Карета остановилась у широкого подъезда казенного здания. В воротах, помещавшихся
рядом, темнела тяжелая фигура дежурного сторожа, укутанного в тулуп.
Через несколько минут она вышла из калитки и села
рядом с сидевшей уже в
карете княгиней Святозаровой.
Одев ее с помощью слуги и накинув на себя шинель, он спустился со своей ношей по лестнице, положил молодую девушку в
карету, приподнял ей голову и уселся
рядом с ней.
Он исполнил ее желание и, открыв дверцу
кареты, сел
рядом.
Марью Валерьяновну усадили в
карету, графиня села
рядом и лакей, вскочив на запятки, крикнул кучеру...
«Что она со мной делает? — думал он, сидя в
карете рядом с женой. — Весь вечер не сказала ни слова, а под конец чуть не свела с ума своим взглядом и улыбкой».
У ворот дома Зуевой он принужден был остановиться, так как со двора выехала
карета, одно из стекол которой было спущено, и из нее глядела восхитительная брюнетка, с лучистыми голубыми глазами,
рядом же с ней сидела почтенная дама.
— Нет, я жил, будучи студентом,
рядом с домом вашей тетушки на Нижегородской улице и видел вас несколько раз выезжавшей со двора в
карете…
Граф сел
рядом и приказал ехать домой.
Карета покатила.
Больше ни я, ни он не промолвили ни одного звука. Он меня вывел в переднюю. Я сама нашла свой салоп и башлык. Он свел меня вниз, кликнул
карету, посадил меня и сам сел
рядом.
На площади Большого театра вытянулся целый
ряд собственных экипажей и длинная лента извозчиков. Кучера и возницы топтались около
карет и саней, хлопали рукавицами и перекидывались между собою замечаниями об адской погоде.
Ирену Станиславовну усадили в
карету с ее теткою.
Карета выехала из ворот Лавры, куда была подана. За ней двинулись и многочисленные провожатые, экипажи которых
рядами стояли у монастырских ворот.
— Садись! — сказал он и, подняв ее на руки, усадил в
карету и сам сел
рядом.
В этот день Вена почти опустела — все повалили в Шенбрун, где встречал русскую колонну император Франц. Не будучи сюда приглашен, Александр Васильевич сидел в
карете и смотрел оттуда на войска. Франц заметил его и предложил ему верховую лошадь. Суворов сел верхом и
рядом с императором смотрел проходившие войска.